8 января 1910 года в Петербурге в семье балетных артистов Мариинского театра родилась дочь Галина — Галина Сергеевна Уланова.
1919 г. — принята в хореографическое училище Мариинского театра на улице Росси:
«В восемь лет я поступила в хореографическое училище, потом — театр… Не могу сказать, чтобы я была счастлива, когда меня отдали в училище: я не хотела танцевать. Мои родители — Мария Федоровна Романова и Сергей Николаевич Уланов — балетные артисты: я видела все трудности профессии. Время было тяжелое — 20-е годы — разруха, голод, холод. А в балетной школе — интернат, меня и отдали туда, дома не с кем было оставить…Позже папа рассказывал, что рабочие сцены говорили: как это вы разрешили своей дочке танцевать, у нее ноги-то подломаются, такие тонкие…
На протяжении шести лет я училась в классе у своей мамы, а три последних года занималась у Агриппины Яковлевны Вагановой. Мама была строгим судьей и добрым другом не только для меня — для всех своих учениц. Отец никогда не занимался со мной танцем. Но его замечания, сделанные вскользь, мимоходом, запоминались мгновенно и помогали следить за собой всегда и постоянно… Уроки Вагановой — уроки блеска и изобретательности. Неистощима фантазия этого мастера в поисках самых сложных и самых неожиданных движений. Глаз едва успевает уловить их, и только хорошо тренированное тело в состоянии их выполнить. Что с самого раннего возраста прежде всего привили родители, так это чувство долга! Как и все дети, я бывала непослушная, и капризная, и всякая, но подсознательно у меня это чувство было: долг!»
1928 г. — год окончания учебы, с этого времени Уланова начинает делать записи в тетради в клеточку, где скрупулезно перечисляет спектакли и свои роли, комментирует редко и скупо:
“1928 год. 16 мая выпускной спектакль. “Шопениана”, “Арлекинада”, дивертисмент “Щелкунчика”
Сентябрь — Уланову приняли солисткой Ленинградского театра оперы и балета.
“Когда кончала школу, что-то уже начало получаться, как-то меня признали, попала в лучшие ученицы. Выпуск наш в 1928 году был небольшой, но только троих приняли в театр.”
21 октября — первая сольная партия — принцесса Флорина в балете П. Чайковского “Спящая красавица”, в следующем году в сентябре выступает уже и в роли принцессы Авроры.
1929 г. — В.Ф. Лопухов, руководитель балетной труппы театра, предложил Улановой партию Одетты-Одиллии в балете “Лебединое озеро” П. Чайковского. Прежняя исполнительница этой роли Гердт “показывала мне движения, а Лопухов беседовал со мною о музыке… передо мной стояло задание, человеческому корпусу… придать движения птицы… уметь слушать чудесную музыку Чайковского, уметь мечтать на сцене… жить во власти мечты…Танцуя белоснежного лебедя, эту заколдованную девушку с кроткой душой, или пробую создать чёрный земной образ ее соперницы, я была уже свободна от робости новичка…
1930 г.- октябрь, балетмейстеры В.И. Вайнонен, Л. В. Якобсон, В.П. Чесноков ставят балет на музыку Д.Д. Шостаковича “Золотой век”. Уланова вспоминала:
“ В первые годы, я танцевала всё, что мне поручали: моя роль, не моя — тогда этого я не понимала. Работала, а любая работа, если она не совсем удачная, все равно приносит свои результаты…Предлагали мне разные партии — лирические, экспериментальные, даже акробатические, как, например, в “Золотом веке”. В балете этом я была комсомолкой, спортсменкой, танцевала танец с четырьмя кавалерами, тоже спортсменами”
Из тетради узнаем и о партнерах:
“Это был экспериментальный спектакль, поставленный тремя балетмейстерами. В то время пробы шли в самых разных направлениях, многим хотелось отойти от чистой классики… Молодая и нетерпеливая атмосфера репетиций сохранилась и на спектакле, кипевшем спортивным задором. Шел второй год после окончания мною Ленинградской хореографической школы…Я познакомилась с семьей Шостаковича — с его мамой, с его сестрой, которая вела в нашем классе фортепиано. Да и сам Дмитрий Дмитриевич одну зиму преподавал нам теорию музыки”.
1931-1934 гг. — Уланова исполняет ведущие партии в балетах: “Раймонда” А. Глазунова — Раймонда, “Ледяная дева” Э. Грига — Сольвейг, “Жизель” А. Адана — Жизель, “Шопениана” на музыку Ф. Шопена — исполняет Вальс и Мазурку, “Конёк-Горубнок” Ц. Пуни — Царь-девицу. Начинают приглашать в Москву, в тетради отмечено:
“ 1931. Декабрь. 20-го концерт, ОГПУ. Москва. “Баядерка”, танец со змеей. 26-го Концерт. Мюзик-холл, Москва. Первый открытый концерт нашего балета. 1933. Май. “Спящая” Аврора, 16-го 5 лет моей работы на сцене. 1934. Февраль. 18-го “Щелкунчик” Сергеев.”
Нарастают интерес к ее личности и зрительская популярность, но сама балерина сознает, что
“профессионализм — это не только танцевальная техника. выходя из балетной школы, мы были хорошо выучены танцу, но нельзя сказать, что были очень образованны. И большое счастье, что я познакомилась, с действительно образованными людьми. Вообще многое в моем характере, мироощущении подсказано не только обстоятельствами собственной судьбы, но и умом и талантом людей, общение с которыми оставило неизгладимый след в жизни. Например, дирижер Александр Гаук старался приобщить нас к серьезной музыке. Бах, Моцарт, Бетховен, Чайковский, Рахманинов, Лядов — всё мы тогда переслушали в Ленинградской филармонии. Для меня музыка — особое, может быть, высшее искусство… Только надо научиться слушать… Бывала я постоянно и на спектаклях в Александринке… познакомилась с семьей Тиме-Качаловых. Елизавета Ивановна Тиме, известная драматическая актриса, и её муж — Николай Николаевич Качалов, крупный учёный в области технологии силикатов… Образованнейшие, интеллигентнейшие люди, очень радушные, открытые”.
1934 г. — поставлен балет на сюжет пушкинской поэмы “Бахчисарайский фонтан”. Балетмейстер Р. Захаров, режиссёр С. Радлов, композитор Б. Асафьев. В тетради скупо:
“ Сентябрь. 22-го “Бахчисарайский фонта”. Мария. Сергеев, Дудко”
Мария стала первой партией, созданной для Улановой с учётом уникального драматического дарования и всех особенностей ее творческой индивидуальности. Она никогда не прекращала работы над этой значительной в ее творческой биографии ролью:
“…продолжаю работать над образом Марии. Находятся для нее новые улыбки, новая выразительность рук, новые пластические линии…удалось найти наконец в Марии то необходимое для каждого актера состояние покоя, когда краски образа становятся органичными…Пришел успех, о спектакле много писали”.
1935 г. — февраль, из тетради:
“1935. Февраль. 27-го “Лебединое Озеро”, первое выступление в Большом театре. Москва. Сергеев.”
Волновалась как примет московская публика ее Одетту-Одиллию.
“Во время спектакля ко мне в уборную принесли записку от Толстого, который был на спектакле; он писал, что всё идет хорошо, что после спектакля он будет ждать меня и моего ленинградского партнёра К. Сергеева в артистическом подъезде и позовет нас ужинать к Горькому. Надо ли говорить о том, как я была горда и счастлива?”
Апрель — партия Дианы в балете “Эсмеральда” Ц. Пуни
Июнь — в Москве на сцене Большого театра проходили первые гастроли Ленинградского театра оперы и балета. После этого Уланова уехала отдыхать в Барвиху.
“В это время здесь жили В. Качалов, С. Эйзенштейн, М. Сарьян, который рисовал нас всех по очереди. Общение с такими людьми было драгоценно”.
После гастролей в статье “Я солистка балета” откровенно размышляет:
“Ставили заново “Лебединое озеро”. Я лебедь. Мне уже известны все намеченные балетмейстером пунктиры. Я продумала характер образа. Заколдованная девушка — гордое и нежное существо. Я полюбила ее. В самой себе я отыскала родственные ей черты и, находя, радовалась им.
Как выразить пластически ее образ? Какими средствами показать очарование ее пламенно заколдованной женственности, силу ее любви и глубину ее страданий? Как рассказать зрителю о её трагической гибели? Я подолгу рассматривала снимки, в которых запечатлена Анна Павлова в своем знаменитом “Умирающем лебеде”. Руки! Самое главное — руки, красноречивые, поющие, плавные руки… Однажды я попала в зоологический сад. Лебеди плавали по широкому пруду. Я долго любовалась ими, следя и всматриваясь в их движения. Длинные, подвижные лебединые шеи выражали уверенность, стремительность, нежность, гордость, силу, покорность, грацию, испуг и еще тысячу всяких ощущений.
И вдруг меня осенила счастливая мысль. Руки мои — крылья мои, а шеей — грациозной красноречивой шеей — разве не может быть в танце человеческий торс: если он гибок, подвижен, силён? Так создавала я свою Одетту в “Лебедином озере”. Так, творчески проникая в образ, готовила я свою Жизель, кроткую, поэтическую девушку, немного не от мира сего, и свою Марию из “Бахчисарайского фонтана”, польскую панну, узнавшую, что такое жестокий плен, нежеланная любовь, ревность. Долго не поддавалась мне Жизель, а это самая желанная, самая любимая роль”